Так уж сложилось, что в России в последние годы по осени обостряется национальный вопрос. Началось это с того, что власти, желая отвлечь народное внимание от чужого для них праздника 7 ноября, решили учредить новый праздник — День народного единства. Нельзя сказать, чтобы это принесло им успех: новый праздник, смысл которого до сих пор непонятен подавляющему большинству россиян, тут же "вышел из-под контроля" и с момента своего появления в календаре был безоговорочно "приватизирован" националистами. Каждый год в этот день они традиционно проводят свои "Русские марши", вызывающие столь же традиционное осуждение со стороны либералов.
В этом году ситуация развивалась по более замысловатому сценарию: ряд политиков, которых традиционно принято относить к либеральному лагерю, в частности Владимир Милов и Алексей Навальный, заявили о возможности и желательности сотрудничества либералов с "вменяемыми" и "здоровыми" националистами, чем вызвали шквал критики со стороны значительной части российских либералов. Однако независимо от того, является ли позиция Милова и Навального верной или нет, им следует отдать должное уже за то, что они в принципе инициировали обсуждение темы нации в либеральном сообществе. Можно по-разному относиться к этой теме, но, коль скоро для современного российского общества эта тема актуальна, ответственная политическая сила не вправе уклоняться от ее обсуждения и выработки по ней собственной позиции.
То, что серьезного обсуждения темы нации избегать далее невозможно, окончательно стало ясно после того, как политзаключенный Михаил Ходорковский, отвечая на вопросы радиослушателей "Эха Москвы", заявил: "Нам нужно переходить от бесплодных попыток восстановления империи к строительству национального правового государства. Нам нужно призвать в Россию всех желающих, кто идентифицирует себя с русской культурой. Для этого необходимо изменить среду, перейти к европейской плюралистической политической модели с разделением властей и влиятельной оппозицией", — чем еще больше привлек внимание общественности к этой непростой теме.
Сам факт возникновения в либеральном лагере дискуссии о национальном вопросе — явление положительное, проблема в том, что дискуссия эта ущербна. Ее участники как-то оставили в стороне вопрос о том, а что вообще такое нация? По умолчанию нация воспринимается ими исключительно как этническая общность, но столь одностороннее восприятие — это недопустимое упрощение, а вернее грубейшая политическая ошибка.
Мировой политической мысли известно две концепции нации: этническая и гражданская. В рамках первой решающим критерием национальной идентичности является этническая принадлежность индивида, понятия "нация" и "этнос" в данном случае практически равнозначны. Для второй критериями национальной идентичности являются гражданство, язык, культурная самоидентификация человека и, не в последнюю очередь, система ценностей. Классическим примером гражданской нации являются США. Различия в цвете кожи и этнической принадлежности не мешают американцам считать себя одной нацией. Впрочем, американцев нельзя считать создателями концепции гражданской нации — само понятие о нации как сообществе граждан их предки-переселенцы привезли из Англии. Примечательно, что в английском языке слово nationality означает именно гражданство, а отнюдь не этническую принадлежность индивида, а слово nation может означать как нацию, так и страну.
Казалось бы естественным, если бы российские либералы в идеологической дискуссии с националистами выдвинули концепцию гражданской нации как противовес концепции этнической нации. Однако этого не происходит. Вместо этого либералы отбиваются общими и, честно говоря, достаточно слабыми утверждениями о том, что Россия — многонациональная страна. Говоря так, либералы уже проигрывают идейную битву националистам, ведь тем самым они признают тождественность понятий "нация" и "этнос", то есть мыслят в той же системе понятий, что и националисты, а не предлагают собственную систему понятий.
Попытку ввести в российский политический дискурс именно гражданский подход к нации еще пять лет назад предпринял Гарри Каспаров, предложивший концепцию политической нации: "Семь десятилетий советского периода практически исключили из понятия "русский" этническое или религиозное содержание. Миллионы людей считают себя русскими по языку и культуре, не будучи русскими по происхождению. Поэтому позитивным вектором национального развития следует признать сближение понятий "русский" и "российский". Единство страны будет укрепляться лишь в том случае, если власть сможет обеспечить равенство перед законом всех граждан, независимо от их этнического происхождения и территории проживания". К сожалению, российские либералы тогда оставили эту попытку Каспарова без внимания, тем самым позволив националистам сохранить за собой монополию на национальный вопрос.
Для того чтобы оценить, насколько тяжелыми могут быть последствия отказа российских либералов от продвижения концепции гражданской нации в пользу невнятного "интернационализма", следует прежде разобраться, какую роль концепция нации сыграла в судьбе других европейских народов. Зародилась эта концепция на рубеже Средневековья и Нового времени. Ее появление было обусловлено кризисом свойственной для эпохи Средних веков модели архаичного государства.
В архаичном государстве народ не являлся субъектом политического процесса. Таковым субъектом был лишь правящий государь или "суверен" (то есть носитель суверенитета), который владел своим государством, его территорией и населением. Характерно, что и в современном русском языке слова "государь" и "государство" являются однокоренными. При буквальном толковании государство — то, что принадлежит государю (точно так же, как королевство — то, что принадлежит королю, княжество — то, что принадлежит князю и т. п.). В отличие от русского языка, в английском слово "state" в этом плане совершенно нейтрально, оно не привязывает государство к государю.
Однако к концу Средневековья началось пробуждение самосознания европейских народов. По мере развития этого процесса народы (а прежде всего, конечно, мыслящее меньшинство этих народов) все в меньшей степени готовы были мириться с ролью, отведенной им в рамках архаичного государства, они начали осознавать потребность в собственной субъектности. Требовалось идеологическое обоснование для лишения государей статуса суверенов и наделения этим статусом народов.
Таким идеологическим обоснованием стала концепция нации. В рамках этой концепции население государства осмысливалось уже не в качестве объекта, а в качестве субъекта, в качестве политической общности, которая, в свою очередь, и является носителем суверенитета, источником власти в государстве. Коротко и ясно эта мысль была выражена в Декларации прав человека и гражданина, принятой Национальным собранием Франции в революционном 1789 году: "Источником суверенной власти является нация. Никакие учреждения, ни один индивид не могут обладать властью, которая не исходит явно от нации".
Так на смену архаичному государству пришло современное nation-state (государство-нация).
Таким образом, мы видим, что изначально в концепцию нации был заложен мощный демократический потенциал. Далее произошло расщепление этой концепции: в то время как одни страны и народы (Великобритания, Франция, США) пошли по пути формирования гражданских наций, другие (прежде всего Германия, а также ряд народов Центральной и Восточной Европы, лишенных на тот момент собственной государственности) — по пути формирования этнических наций. Второй путь скрывал в себе серьезную опасность, так как никоим образом не увязывал вопрос о принадлежности индивида к той или иной нации с его собственным волеизъявлением. Соответственно, этнический национализм с самого своего зарождения нес в себе существенную тоталитарную составляющую, которая впоследствии дала о себе знать: одна из самых разрушительных тоталитарных идеологий XX столетия — национал-социализм — выросла именно из немецкого этнического национализма, вобравшего в себя также элементы социализма. Есть в истории и другие, менее масштабные, но все равно трагические прецеденты, когда этнический национализм выступал в качестве идеологического обоснования диктатуры, войн и этнических чисток.
Фундаментальная проблема России в том, что она до сих пор так и не совершила переход от архаичного государства к современному государству-нации. Русская (или российская) нация все еще не сформировалась, поскольку отсутствует стержневой элемент национальной идентичности — общий ответ на вопрос, кто мы такие. Именно из-за несформированности национальной идентичности так легко находят отклик в обществе всевозможные ксенофобские лозунги, которые представляют собой попытку самоидентифицироваться "от противного", попытку осознать себя через противопоставление чему-то или кому-то чуждому (а значит несущему зло). И чем больше страх и неудовлетворенность от отсутствия понимания того, "кто мы такие", тем сильнее ненависть к "ним".
В начале XXI столетия Россия по-прежнему живет в Средневековье. Из-за этого, в частности, в массовом сознании остаются неразделенными такие понятия, как "страна", "государство", "власть" и "правитель" (ведь архаичное государство, как уже было сказано, лишь принадлежность правителя-государя, лояльность Родине здесь неотделима от лояльности государю). По этой причине для многих наших сограждан оппозиционность едва ли не тождественна измене Родине, ведь в их глазах тот, кто выступает против "государя" Путина, выступает и против России.
Из вышесказанного можно сделать вывод, что сегодня мы (оппозиция) противостоим не просто путинскому режиму, мы противостоим именно этой архаичной модели государства, модели абсолютно неконкурентоспособной в современном мире. Сохранение этой модели может означать разрушение российской государственности как таковой уже в среднесрочной перспективе. Как демонстрирует нам история, других путей выхода из Средневековья, кроме построения государства-нации, не существует. Россия либо станет нацией, либо погибнет — третьего не дано. Но если России все же суждено сохраниться, то возникает следующая развилка — какой нацией станет Россия: этнической (что чревато обострением межэтнических противоречий вплоть до их перехода в фазу открытых кровопролитных конфликтов и построением нового тоталитаризма или, как минимум, авторитаризма) или гражданской? Ответ на этот вопрос не в последнюю очередь зависит от того, начертают ли российские либералы идею гражданской нации на своих знаменах.
Вы можете оставить свои комментарии здесь
